Несмотря на то что эти две точки зрения широко представлены в общественности, они даже приблизительно не указывают на настоящие причины сегодняшней ситуации и не показывают реальных масштабов и глубины кризиса. Ибо ситуация, в которой сегодня находится сербский народ, не является последствием «эксцесса», «заговора» или некоего кратковременного «выхода из колеи» нормального развития. Так же как и дилеммы, мучающие нас, и проблемы, с которыми мы сталкиваемся, и ошибочные заключения об их причинах не новы и появились в сербском обществе не вчера и не 15 лет назад.

«Эксцесс» или процесс?

Современные проблемы, дилеммы и заблуждения являются логическим следствием двух равно длительных, взаимосвязанных и взаимообусловленных процессов – общественного и исторического развития, отмеченного явными скачками, и долговременного господства политического мышления, склонного к самообману и мифологическому пониманию политической реальности, мира и своего места в нем.

Если проанализировать общие тенденции политического и общественного развития, то станет ясно, что современные проблемы по большей части являются результатом (прямым или косвенным) неравномерного исторического развития современной Сербии (начиная с 1804 г.). Процесс развития был отмечен и во многом определен явными, частыми и радикальными скачками. О том, насколько глубокими и частыми были переломы и преобразования, можно судить, вспомнив следующие факты. За последние два века Сербия и сербы десять раз участвовали в войнах (1804–1813; 1815–1817; 1848–1849; 1875–1878; 1885; 1912–1913; 1913; 1914–1918; 1941–1945; 1991–1999). Семь раз за два века происходили радикальные смены династий или правителей (1815–1817; 1841; 1859; 1903; 1945; 1987–1988; 2000), сопровождавшиеся более или менее радикальными преобразованиями общественного строя, резким разрушением старых и появлением новых политических, государственных и экономических структур (1804; 1815–1817; 1841; 1859–1860; 1903; 1918; 1944–1945; 1948; 1988–1991; 2000). За это время многократно происходили радикальные повороты во внешней политике (1877–1878; 1903; 1917–1918; 1944–1945; 1948; 1957–1961; 1987–1988; 2000), а примерно каждые 20 лет территория государства то увеличивалась, то уменьшалась...

Явная прерывистость исторического развития неминуемо привела к многолетней релятивизации, ограничению значения политических структур и ломке институтов, что больше всего проявляется в характерной для современной политической истории Сербии традиции, когда власть в стране контролируют сильные личности, а не институты. Карагеоргий, Милош Обренович, Тома Вучич-Перишич, князь Михаил Обренович, Йован Ристич, Никола Пашич, король Александр Карагеоргиевич, Иосип Броз Тито, Слободан Милошевич, Воислав Коштуница, Зоран Джинджич – именно сильные политические фигуры, «вожди», а не институты определяли основные направления сербской политики. (Из этого факта многие западные аналитики делают крайне упрощенный и поверхностный вывод о склонности сербского народа к авторитарной власти.) Эта традиция как результат специфического исторического развития влияет на понимание политики как «фатума» и влечет за собой по крайней мере два негативных последствия. Во-первых, она решительно повлияла на релятивизацию политических институтов (о чем наглядно свидетельствует присказка, бытовавшая в народе и политических кругах в начале XX века, когда в каждой кризисной ситуации говорили: «Байя (Никола Пашич) знает, что делает». Во-вторых, на практике такая традиция часто приводит к некой общественной дезориентации без «сильного вождя» и тем самым облегчает его появление на политической сцене (как это было в начале 80-х перед появлением Слободана Милошевича). Такая опасность существует и сегодня. Впрочем, отчасти и под влиянием этой традиции все современные политические партии в Сербии организованы не на основе программных идей, а именно по принципу лидера. Логично, что в такой обстановке институты разрушались, систематически теряя свою значимость. Ибо каждый вождь довольно «гибко» относился к институтам и трактовке закона (что ярче всего иллюстрирует известное заявление Тито: «Давайте не будем держаться за закон, как пьяный за забор»).

Приведенные факторы повлияли на современную сербскую историю таким образом, что ее можно рассматривать как ряд взаимно сменяющихся и переплетающихся (и даже взаимно уничтожающихся) периодов резких общественных, культурных, экономических и политических взлетов, приводивших к модернизации политической и общественной жизни, – и стагнации, слабости, кратких или длительных кризисов. Вследствие этого даже очевидные достижения в некоторых общественных сферах (например, сохранение мелкой земельной собственности после получения частичной независимости в рамках Оттоманской империи в 20–30-е гг. XIX века, позволившее избежать резкой и грубой социальной дифференциации сербского общества; или же очевидные сдвиги в образовательной, социальной и медицинской сферах в период социалистической модернизации) не способствовали общественному развитию и преобразованию, а чаще сводились к (политическим и статистическим) иллюзиям, образуя тем самым прекрасную основу для дальнейших самообманов, коллективных мифов и стереотипов.

Укреплению общей склонности к нереальному пониманию мира и своего места в нем значительно, хотя, возможно, и непреднамеренно, способствовала и внешняя политика. Решившись в конце 50-х – начале 60-х гг. XX века на политику неприсоединения в качестве главной внешнеполитической ориентации, титовская Югославия, бесспорно, смогла в биполярной системе международных отношений времен холодной войны найти свою специфическую и довольно удобную «нишу» между двумя сверхдержавами. Но из этого был создан один из важнейших коллективных мифов социалистической Югославии (наряду с мифами о самобытности, независимости и оригинальности югославской коммунистической революции во время Второй мировой войны и об историческом «нет», сказанном Сталину в 1948 г.) – миф о том, что эта позиция была завоевана исключительно благодаря собственной силе, ловкости и значительности, будто не было молчаливого договора двух сверхдержав. Такое понимание собственной мощи и роли в мире повлекло за собой по крайней мере три негативных последствия. Во-первых, региональная внешняя политика была оставлена без внимания, Балканы и реальные проблемы этой территории, на которой как раз и находится Сербия, были неинтересны дипломатии того времени. А в обществе со временем сложилось уродливое, пренебрежительное мнение о соседях. Во-вторых, важным аспектом дипломатии стала ее идеологическая основа (особое внимание уделялось коммунистическим партиям в западных странах и антиколониальному движению) как специфический вид доказательства идеологической правоверности в споре с КПСС за превосходство в коммунистическом мире. Этот спор в головах здешних партийных лидеров и партийной интеллигенции так никогда и не был окончен. Милошевич, в первые годы своего правления принявший «груз» необходимости постоянно доказывать идеологическую правоверность, косвенно способствовал созданию на Западе образа Сербии как «последнего бастиона коммунизма в Европе». Наконец, такое понимание мировой реальности периода холодной войны существенно способствовало развитию ложного ощущения собственной силы, что решительным образом повлияло на дезориентацию и растерянность сербской дипломатии во время правления Милошевича и после него.