Упорно взбадривая производство описанным способом и все еще теша себя надеждой, что процесс денежной реформы не завершился, НБЮ выпускал все больше денег без реального погашения. В основном эти деньги уходили в спекулятивные каналы или в номинально растущие зарплаты работников общественных предприятий, большинство которых находилось в принудительных отпусках. Финансовая недисциплинированность принимала все больший размах, а вместе с этим нарастал и квазифискальный дефицит, предрекая новую инфляцию. Предприятия изворачивались, как могли, лишь бы не выплачивать ранее взятые кредиты. Очень часто они открывали по несколько расчетных счетов в разных банках одновременно, уходя из тех банков, где у них был долг и гарантии по валютным кредитам, и получая новые кредиты в тех банках, которым они еще не были должны. И без того хрупкие валютные резервы страны начали неудержимо таять. Учитывая, что номинальные персональные выплаты населению значительно увеличились, а официальный валютный курс остался без изменений, повысилась и способность граждан покупать валюту. Уже в середине 1994 г. в банках шел процесс, обратный тому, который наблюдался на старте программы «чудесного доктора». Теперь мало кто стремился продать свою валюту, наоборот, все валюту покупали. Поняв, что валютные резервы испаряются, а спрос населения растет, банкиры прибегли к одному весьма необычному трюку.
Они внезапно прекратили продажу самой востребованной валюты – немецких марок и американских долларов – под предлогом ее отсутствия в сейфах. Взамен же гражданам галантно предлагали экзотическую валюту – испанские песеты, японские иены, датские кроны и т. д. Но после кратковременной настороженности граждане стали скупать и «экзотическую валюту», так что в начале осени 1994 г. пришлось полностью прекратить свободную продажу валюты. Новый динар лишился своей ограниченной конвертируемости.
Тем временем промышленное производство, ради которого было пожертвовано стабильностью и конвертируемостью нового динара, стало хиреть, его уровень в 1994 г. был всего на 1,2% выше, чем в период гиперинфляции 1993 г. Председатель Аврамович сталкивался со все более серьезными проблемами, которые ему пока удавалось искусно скрывать от общественности. Просто непостижимо, с какой энергией и вдохновением «супердедуля» убеждал журналистов и экономистов в том, что расход бюджета с середины 1994 г. финансируется исключительно из реальных источников и нет никакой опасности возобновления инфляции, при этом искренне изумляясь, что кто-то и после его заверений рвался скупать валюту. Наверное, Аврамович знал тогда, что обманывает не только народ, но и себя. А после этого произошло нечто, что должно было развеять розовый туман, в котором пребывал председатель НБЮ, насчет стабильных денег, а также развенчать все его надежды на воплощение этой мечты в существующей общественно-политической ситуации. Спустя всего десять дней после громкого заявления об ответственности за попытку срыва экономической программы государство (вероятно, за спиной Аврамовича) осуществило значительную «теневую эмиссию»!
Случилось это в середине октября 1994 г., после почти годичного перерыва, по каналам, применявшимся во времена гиперинфляции [244] . Судя по всему, тогда было эмитировано по меньшей мере 150 млн., а по некоторым данным, 450 млн. «теневых» динаров. Как следствие этого «тяжкого уголовного преступления» вновь взвился валютный курс на черном рынке, достигнув в некоторых городах соотношения 2,2:1 с немецкой маркой. «Теневая эмиссия» неизбежно вызвала рост цен. Первыми выросли цены на бензин, нелегальная продажа которого открыто велась на улицах. Так, 22 октября цены на «super» неожиданно подскочили с 3 до 6 динаров за литр. На эти события сбитые с толку СМИ реагировали растерянно, и общественность так и не узнала, что же произошло на самом деле. Один журналист из «Политики», например, удивленный и озадаченный происходящим, причиной роста цен счел сильную «кошаву» (северо-восточный ветер с низовьев Дуная. – Прим. переводчика) на югославско-румынской границе, заставшую контрабандистов за работой и сократившую поставки горючего во внутренние районы страны [245] . Между тем все споры и сомнения разрешил лично Драгослав Аврамович, заявив, что «направил просьбу Службе безналичных операций о прекращении всех кредитов, которые до тех пор предоставляли казна республики и государственные органы. Речь идет о кредитах, которые они предоставляли банковскому сектору, в то время как банкам предписывалось остановить предоставление кредитов республиканским и союзным бюджетам и другим бюджетам и фондам» [246] . Тем, кто был хорошо знаком с югославской экономикой деструкции и усвоил ее уроки из периода гиперинфляции, не составит труда понять заявления председателя НБЮ.
Драгослав Аврамович оказался в той же ситуации, что и некогда Анте Маркович. Так же как и Марковичу, Аврамовичу не хватило сил оставить свой пост с чистой совестью, прежде чем корабль вместе с рулевыми пошел ко дну. Как и многим известным людям до него, ему, вероятно, помешали тщеславие, необоснованный оптимизм и непреодолимое желание любой ценой сохранить статус человека, творящего чудеса, ведущего к неугасимой исторической славе. Понимая позицию Аврамовича и его внутренние порывы, я искренне надеюсь, что столь амбициозного и благонамеренного человека не постигнет судьба президента немецкого Рейхсбанка Шахта. Хотя сомневаюсь, что история могла бы повториться в таких подробностях. Но и Монтескье сомневался в силе Макиавелли, был уверен, что люди способны распознать и помешать любой игре, которая ведется против их здравого рассудка, верил в борьбу человека против манипулирования, против лжи о необходимости, был убежден, что угнетаемый восстанет против гонений во имя свободы и сохранения мира, но опять оказалось, что это был лишь самообман и вызов безнадежности.
«The show must go on!»
Перевод Евгении Потехиной
Силвано Болчич
Миграция рабочей силы и «утечка мозгов» из Сербии в 90-е годы [247]
Во всем мире, и особенно в Европе, 90-е годы прошли под знаком «новых миграций» (Morokvasic and Rudolf, 1996). Новыми они считаются по тому, что их обусловило, по характеристикам мигрантов и в особенности по характеру самих миграций. Потому что теперешние миграции все чаще представляют собой разновидность мобильности рабочей силы, а не «эмиграцию»-«иммиграцию» населения. Новые миграции, особенно в рамках Европы, означают пересечение государственных границ (не обязательно «эмиграцию»), временный отъезд из дома в целях повышения качества жизни семьи в той среде, в которой не получается жить так, как бы хотелось. Имеются в виду частые миграции в смежных по территории странах Восточной и Западной Европы (Польша, Чехия, Словакия, Германия, Венгрия, Австрия, Хорватия, Словения, Италия и т. д.) Эти страны составляют особое «миграционное пространство», не разграниченное, а пересеченное государственными границами. Многие классические для мигрантов вопросы (например, легально или нелегально они находятся на территории данной страны; временно или постоянно они там проживают; «адаптируются», «ассимилируются» ли мигранты в новой среде и т. д.) теряют свою прежнюю важность. Новые миграции чаще «маятниковые», в виде частых отъездов-приездов. Такие мигранты пребывают в данной среде, пока продолжается найденная работа, работают периодами и часто возвращаются «домой», чтобы потом вновь уехать. Опорой для новых мигрантов являются социальные «сети» родственников (земляков, знакомых, а также «отечественных» работодателей, у которых они работают), а не государственные филиалы (организации по трудоустройству и т. п.), которые в течение предыдущих десятилетий (60–70-е гг.) выступали посредниками в трудоустройстве работников за границей.