Нестабильность политической системы не способствовала развитию политических институтов и укреплению политических структур. За последние 15 лет это привело к полному разложению практически всех ключевых политических институтов государства – президента страны, премьер-министра, правительства, парламента, председателя парламента, выборов, конституционного суда, судебной власти вообще, министров и министерств... В период правления Милошевича это привело к серьезному кризису в функционировании политической системы. Милошевич взял в собственные руки все ключевые рычаги законодательной, исполнительной и судебной власти и во многом контролировал макроэкономические процессы и денежный оборот. И это вопреки тому, что политические функции, которые он выполнял, по закону не давали ему и малой части этих полномочий (председатель президиума Союза коммунистов Сербии; президент Сербии, хотя Сербия являлась лишь частью СРЮ, а у Югославии был свой президент; наконец, президент СРЮ, хотя президент Сербии продолжал существовать). Поэтому и его поражение на выборах президента Югославии (2000, при том что должность президента союзного государства по конституции в сущности была лишь протокольной функцией) привело к полной потере власти и радикальным изменениям в управленческой структуре. При этом партия, возглавляемая Милошевичем, все еще обладала большинством мест в парламентах Сербии и Югославии, а его партийные соратники занимали все важнейшие позиции (президент Сербии, председатель парламента, председатель конституционного суда)... Просто сам Милошевич поражение на этих выборах, пусть должность была не такой уж важной, психологически воспринял как конец своего правления (даже в телевизионном обращении 6 октября, когда был вынужден признать поражение на выборах, он говорил о своей политической отставке).

Смена власти 5 октября 2000 г. способствовала улучшению политической обстановки в стране, но это не было использовано для оздоровления политических институтов. Уже через несколько месяцев после отстранения от власти Милошевича произошло сначала скрытое, а потом явное столкновение двух самых ярких политических личностей – премьер-министра Сербии Зорана Джинджича и президента СРЮ Воислава Коштуницы. Очень скоро оно обрело черты соперничества двух институтов власти, в которое один за другим включились и другие политические институты – парламенты, правительства, конституционный суд, министерства, армия, полиция, военно-разведывательная служба, служба государственной безопасности... Ситуацию дополнительно осложнили временное отстранение от власти Коштуницы (когда была упразднена СРЮ и провозглашен Государственный союз Сербии и Черногории), неудачные президентские выборы в Сербии, проигнорированные правительством, чтобы помешать возвращению Коштуницы на политическую сцену, в результате чего этот важный для политической системы Сербии институт уже более года не функционирует так, как положено по конституции, и, конечно, убийство Зорана Джинджича, после которого в отсутствие сильных личностей на политической сцене обнаружилась реальная неспособность функционировать сербской политической системы.

В настоящее время имеется серьезный кризис всей политической системы с элементами блокады политических институтов и структур, а отнюдь не нормальное состояние, свойственное демократическим обществам, когда система функционирует без сбоев, несмотря на кризисы или смену правительств (как, например, в послевоенной Италии). Такая ситуация, конечно, таит в себе опасность новых радикальных потрясений и перемен. Это лишь продолжение многолетней скверной практики инструментализации политических институтов, что влечет за собой их разложение и кризис.

Наконец, современный политический коллапс Сербии становится наиболее очевидным при анализе внешней политики.

Последовательная ориентация на «неприсоединение», основной принцип которого заключался в том, чтобы не связывать себя ни с одним из мировых полюсов, оказалась под угрозой, когда в конце 1980-х начался распад «биполярной» системы международных отношений. Тогда стало необходимо отказаться от идеи последовательного «неприсоединения», пересмотреть стереотипы и заблуждения насчет собственной мощи и значения в международных делах. Но политическая и интеллектуальная элита, вытолкнувшая на поверхность Милошевича в качестве ответа на вызовы эпохи, под его руководством двинулась в противоположном направлении. Это был путь, мягко говоря, к кризису сербской дипломатии.

Милошевич, пренебрегая реальностью мира, в котором коммунизм исчез с политической (и исторической) сцены, отказываясь принять новое соотношение сил, не желая знать о методах мировой дипломатии начала 90-х гг., сделал катастрофический выбор внешнеполитических партнеров и союзников. Его дипломатия сохранила подчеркнуто идеологическую основу, явно видную из надежды, что поверженным российским коммунистам удастся вернуться к власти в Москве и что в столкновения с Западом удастся вовлечь коммунистический Китай в большей мере, чем он к тому готов. Параллельно во внешнеполитических решениях и действиях Милошевич опирался на иррациональный с дипломатической точки зрения религиозный, православный фактор. Этот «аргумент» часто использовался в попытках склонить на свою сторону российскую дипломатию. Но особенно ярок он был в двух нереализованных и совершенно нереальных «проектах»: в предложении Греции вместе с Сербией создать конфедерацию (в середине 90-х гг.) и в инициативе парламента СРЮ (в момент начала натовских бомбардировок) присоединиться к союзу России и Белоруссии (с надеждой на вовлечение России в конфликт с НАТО). С другой стороны, он последовательно и совершенно отказывался принять реалии современного мира, в котором решающее влияние на внешнеполитическое положение страны и реализацию ее интересов можно оказать через агентства по формированию имиджа или лоббистские круги. Отказываясь от вложения средств в PR и лоббирование на Западе, Милошевич одновременно продолжал настаивать на идее найти силу, готовую вступить в открытую конфронтацию с США – чтобы таким образом возродить ситуацию холодной войны, когда существовали две сверхдержавы, а у Югославии была своя ниша между ними. С такой внешней политикой ни одного поражения просто нельзя было бы избежать. Наконец, в конфликт с самым мощным военным союзом современности – НАТО – Милошевич вступил без единого союзника, как самоубийца, ведя за собой и весь народ. Но и уход Милошевича не принес существенных сдвигов и улучшения. Правда, его отстранение от власти способствовало большей внешнеполитической открытости Сербии, что отчасти освободило ее от статуса государства-изгоя. Сербию приняли (или восстановили членство) в ряд международных организаций (ООН, ОБСЕ, Совет Европы и др.). Было проведено несколько инвестиционных конференций, и немалые средства были вложены в восстановление Сербии. Ведущие сербские политики стали частыми гостями государственных деятелей, участвуют в мировых экономических форумах... Но эти перемены повлекли за собой радикальный поворот во внешней политике. Резко и во многом неразумно было прервано всякое взаимодействие с Россией. Но и это не принесло улучшения, процесс блужданий и поисков направления внешней политики продолжался. На сей раз выбор делается между США и Европейским союзом. Неудивительно, что, потеряв всякую опору и ориентацию, сербская дипломатия принимает участие в различных утопических проектах, чтобы хоть как-то исправить свое международное положение (например, идея послать своих солдат в миссию США в Афганистане). Но такое поведение только лишний раз показывает всю глубину кризиса. Поэтому можно констатировать, что современная сербская дипломатия не в силах прекратить долговременные негативные тенденции. Она сводится к «глухонемому» и неумелому представлению страны без ясно заявленной позиции, без какого-либо суверенитета и даже без осознания, что хотя бы его элементы необходимы стране, чтобы она вообще могла функционировать в современном мире. Чем обернулся для положения Сербии и сербского народа десятилетний кризис, ярче всего показывает следующий факт. Перед судом за военные преступления предстали несколько президентов (Милошевич, Милутинович, Плавшич, Краишник, Мартич), начальник генерального штаба (Д. Ойданич; обвинение предъявлено и другому начальнику генштаба – Н. Павковичу, еще двое под следствием – Б. Аджич и М. Перишич), руководитель службы госбезопасности (Станишич), несколько вице-премьеров, десяток офицеров высшего звена... А Сербия при этом не смогла обеспечить им возможность защиты на свободе.