Помимо частной собственности, создатели деструктивной экономики ниспровергли и важнейшие постулаты банковского дела. У наученного горьким опытом населения появилось предубеждение к сберегательным вкладам в банки, займам и другим видам изъятия свободных денежных средств. Отдавая себе отчет, что общее недоверие к банковской системе приведет к множеству нежелательных последствий, власть на совесть потрудилась, чтобы хоть как-то смягчить эффект своей неправедной миссии в предшествующий период. Так, например, было принято решение о пересчете стоимости облигаций займа для экономического возрождения Сербии, который гиперинфляция полностью обесценила. К сожалению, эта мера только подтвердила известную народную мудрость «как волка ни корми, он все равно в лес смотрит». Напомним, что на счет этого займа население перевело порядка 130 млн. немецких марок в динарном эквиваленте. Но, применив некую специфическую формулу высшей математики, правительство высчитало, что сумма государственной задолженности составляет 40 млн. немецких марок. С учетом финансовой ситуации, которая, как всегда, в этой стране была объективно тяжелой, в конце концов решили, что гражданам хватит и 24 млн. динаров [235] из бюджетных денег. Таким образом, речь шла о по крайней мере тройном обмане [236] : во-первых, неправильно рассчитан долг государства; во-вторых, правительство великодушно предложило выплатить населению менее 60% от этой неправильно рассчитанной суммы; в-третьих, правительство мудро решило выплатить в пять раз меньшую сумму из государственного бюджета – то есть из денег налогоплательщиков, которые, по сути, являлись заимодавцами. То, как большинство отечественных СМИ прокомментировало этот жест доброй воли со стороны правительства, очень интересно и психологически показательно для постгиперинфляционного периода. Ведущее издание в стране писало: «Оказав помощь своими сбережениями экономическому развитию страны, ожидать, что страна вовремя вернет долг, а ныне получить только половину займа, выглядит как большая несправедливость. Но, учитывая все события, произошедшие в стране за последние несколько лет, особенно в прошлом году, когда у вкладчиков была отнята последняя надежда, этот жест республиканского правительства можно трактовать и как дар государства, которого никто не ожидал» [237] . Видимо, народ надо было довести до нищенства, чтобы он оценил своих щедрых правителей.

Интенсивная деструкция экономики разрушила югославское общество. Народ ограбили и материально, и духовно, отняли у него право на нормальную жизнь. Ненормальные явления стали в порядке вещей, убита здоровая экономическая логика, общество криминализировалось. Люди свыклись с теневой экономикой и черным рынком, финансовые спекуляции и злоупотребления в условиях недействующей правовой системы привлекали больше, чем честный труд, а дача взяток и уплата различных комиссионных стали неотъемлемой частью существования как богатых, так и бедных. Создалась атмосфера, исказившая сознание и психику людей. Народ воспринимал стояние в очередях как объективную реальность, отвык от труда и жизни по результатам этого труда, стал невосприимчив к любым обманам и несправедливостям, идущим от государства, и готов был переносить любые лишения, невзирая на цели. Краски сгущали государственные СМИ, всегда готовые тяжелейшие национальные поражения обратить в эпохальные триумфы, способные глупейшие экономические меры представить как самые рациональные и даже убедить общественность в их полном соответствии светлым принципам рыночной экономики.

Очевидно, что в подобных общественных условиях твердая уверенность, добрые намерения и несокрушимая воля председателя НБЮ Аврамовича не могли быть достаточным залогом его успеха. К счастью, власть оказала ему решительную поддержку. В высших эшелонах наложили суровый запрет на бесконтрольную денежную эмиссию (без погашения) и пришли к соглашению, что в дальнейшем государственный бюджет будет пополняться из реальных источников. Помимо этого, постановили раз и навсегда покончить с «теневой эмиссией», поэтому институции, в предшествующий период участвовавшие в несанкционированных финансовых операциях, постепенно упразднили. Сначала были закрыты народные банки республик и краев, затем ликвидирована Служба безналичных финансовых операций и Казна федерации. Власть предстала в новом и значительно более привлекательном обличье. Решимость довести до конца денежную реформу доказывалась во всем и на всех общественных собраниях. Даже сам президент СР Югославии Зоран Лилич всерьез объявил, что попытка «срыва экономической программы будет рассматриваться как тяжкое уголовное преступление» [238] .

Хотя после 24 января 1994 г. произошли значительные сдвиги в денежной сфере, в реальном секторе экономики практически ничего не изменилось. Однако Аврамович был твердо уверен, что инъекция здоровых денег в больную экономику сама по себе окажет исцеляющее действие. Была развернута кампания по реанимации производства путем краткосрочных банковских кредитов. Между тем эти кредиты выделялись сообразно традиционному духу банковского дела времен реального социализма, неселективно (главными заемщиками были крупные и нерентабельные общественные предприятия), без серьезной оценки финансово-экономической рентабельности и риска возврата средств. Помимо этого, банкам предписывалось предоставлять кредиты по фиксированной процентной ставке максимум 9% в год. Конечно, большинство банков приняло это предписание безоговорочно, понимая, что за ним стоит гораздо более серьезная сила, чем аргументы председателя НБЮ Аврамовича. Желая задобрить власть имущих и одновременно угодить им, некоторые уполномоченные государственные банки предоставляли кредиты, превышавшие их кредитоспособность, в результате чего оказывались в минусе. Но, несмотря на это, результат финансовых вливаний был на первый взгляд впечатляющим: промышленное производство, которое в предшествующий период практически полностью стояло, начало расти, в отдельные месяцы достигая десятков процентов роста. Странно, однако, что мало кому приходило в голову, что это всего лишь логическое последствие резкого прекращения гиперинфляции, которая душила всякое производство, даже не зависевшее от импорта-экспорта. Так или иначе, рост промышленного производства общественность приписывала колоссальному успеху программы Аврамовича и относила к разряду невиданных экономических чудес, несмотря на то что уровень, относительно которого этот рост измерялся, был исключительно низким, фактически нулевым [239] . Мало кто не восхищался экономическими переменами (пусть с известной долей осторожности). Среди пессимистов, которых высмеивали и над которыми злорадствовали, оказался еженедельник «Экономическая политика», сравнивший рост промышленного производства с пресловутым медицинским фактом – «И у покойника ногти растут» [240] .

Вопреки непоколебимому оптимизму и обаянию, которые излучал Аврамович во время многочисленных выступлений перед общественностью, наряду с ростом промышленного производства увеличивалась и неликвидность банков. В начале июля около 80 из 100 югославских банков оказались в минусе [241] . Предприятия, в предыдущий период научившиеся жить в долг, и не думали возвращать кредиты, зная, что против них не будут применяться санкции. Отговариваясь сомнительными причинами, в силу которых они не в состоянии выполнить обязательства перед банками, и преподнося их как объективные, должники настоятельно просили новых и больших кредитов. Но банки, кредитный резерв которых не пополнялся, не могли тут же удовлетворить эти просьбы и искали помощи у НБЮ, требуя уменьшить ставку обязательных резервов и предоставить кредит для обеспечения ликвидности на более выгодных условиях, чем раньше [242] . Председатель НБЮ Аврамович, стяжавший тем временем славу чудотворца и популярность в народе, под закат своих дней не мог отказать себе в удовольствии продлить эти дивные грезы. Вероятно, уступая также нарастающему давлению со стороны политического истеблишмента, он постепенно отпускал поводья денежной политики. В конце концов вопрос ставился не о кредитовании, а о субвенции нерентабельной экономики эмиссией денег. НБЮ даже перестал скупать ценные бумаги крайне нерентабельных учреждений и общественных предприятий, финансируя тем самым их неэффективность. Помимо этого, в конце июня 1994 г. вновь появилась разница в курсах, что также означало спекулятивную мотивацию лоббирования заемщиков и породило новую волну фиктивных импортеров, чьей основной целью было паразитировать на разнице курсов [243] .